Без разрешенных шествий на День Воли. Мингорисполком отказал по всем заявкам и просьбам

Законы, совесть, и понятия

Еще в середине прошлого века известный американский знаток человеческой души Дейл Карнеги достаточно точно подметил одну свойственную человеку особенность – в 99 случаях из ста среднестатистический человек ни в чем не считает себя виноватым.

На примере судебных процессов данный тезис находит своё полное подтверждение – крайне редко проигравшая процесс сторона считает судейский вердикт справедливым, и при этом даже не сомневается, что пала жертвой коррупционного сговора победителя процесса с судьёй, в то время как сторона-победитель славит честное и неподкупное российское правосудие. И даже если эти же стороны поменялись бы местами в своих судебных радостях и печалях, то, не будучи юристами, довольно сильно бы удивились, узнав до начала процесса, что любое решение в пользу кого-либо из них будет абсолютно законным.

Сразу предупрежу: вступать в научную дискуссию на сей счет здесь не собираюсь (хотя довольно неплохо к ней готов), моя задача – в доступной для неспециалиста форме познакомить читателя с тем, чем же руководствуется российский суд при принятии судебного решения.

Конечно же, суд руководствуется Законом. Тем, который регулирует рассматриваемые в судебном процессе правоотношения. Но рассматривает то он их исключительно по правилам процессуальных законов (Гражданский процессуальный, Арбитражный процессуальный, Уголовно-процессуальный Кодексы). Это – его, судьи, святая обязанность. А обязывают они его выносить своё решение на основании всестороннего, полного и объективного исследования имеющихся в деле доказательств. Оценивать которые они должны исключительно на основании своего собственного внутреннего убеждения (ст. 67 ГПК РФ и ст. 71 АПК РФ). Уголовный процесс в этом отношении поначалу радует больше, в статье 17 УПК РФ всё же указывается, что, оценивая доказательства по своему внутреннему убеждению, суд при этом всё же должен руководствоваться законом… И совестью. Таким образом, закон и совесть поставлены на одну, абсолютно равнозначную ступень.

Однако замечу, что совесть, в отличие от закона, понятие всё же философско-абстрактного свойства. И представляется она как система морально-нравственных ценностей, сформированных в каждом конкретном человеке абсолютно индивидуально. Иной человек, не найдя рядом урны, положит бумагу себе в карман, ему его совесть не позволит бросить её на тротуар. Другой с чистой, но опять же своей, индивидуальной совестью бросит её на асфальт, да еще и возмутится прилюдно, дескать, почему муниципальные власти не обеспечили местность урнами. Его, конкретная совесть, вполне позволит сделать это и он не узреет в своём поступке ничего зазорного.

А если закон и совесть вступили в противоречие, как быть судье? Учитывая процессуальное равенство данных терминов ему, по-видимому, предлагается выбрать, чем он будет руководствоваться, благо что процессуальный закон внутреннее убеждение ставит приоритетом судейского решения при оценке доказательств. А если еще и учесть, что российское процессуальное право не ставит приоритета одних доказательств над другими, то участникам процесса, с, казалось бы железобетонной правовой позицией, остается только уповать на небеса, дабы вектор судейского настроения качнулся в их сторону.

Для понимания ситуации необходимо объяснить, что письменные доказательства, видео и аудиоматериалы, заключение эксперта, свидетельские показания и т.п. не имеют друг над другом никакого приоритета. Бывает что обыкновенный человек, волею судьбы столкнувшийся с российской судебной системой, искренне недоумевает, как же так: у меня и договор с подписью оппонента, и заключение эксперта, что она подлинная, а суд признаёт, что он эту сделку не заключал и эта подпись не его? Ничего удивительного, всё абсолютно законно – просто внутреннее убеждение судьи подсказало ему, что пояснения вашего оппонента, оцененные им в совокупности со свидетельскими показаниями его друзей пришедших в суд лгать под подписку об ответственности за дачу ложных показаний, являются более согласующимися друг с другом, нежели ваши пояснения и экспертиза. С чего это вы вдруг решили, что заключение эксперта имеет приоритет? Свидетельские показания приятеля вашего оппонента, решившего помочь другу, по российскому процессуальному Закону имеют для суда абсолютно такую же силу, и он должен всего лишь выбрать из них то, на правильность которого ему укажет его внутреннее убеждение.

А ведь на внутреннее убеждение может влиять достаточно много факторов. Бывает, человек испытывает глухое раздражение, глядя на попутчика в общественном транспорте. В жизни тот может быть прекрасным специалистом, верным другом и отличным семьянином, но человек не знает об этом, он видит его в первый и последний раз и природу своего раздражения к нему не может объяснить и сам. Просто ему так кажется. А по соседству едет красивая девушка со стройными ногами и высокой грудью, в жизни она может оказаться довольно порочной и беспринципной особой, но вы этого тоже не знаете. Вам просто приятно на неё смотреть и подсознательно хочется сделать для неё что-нибудь приятное. А ведь судьи абсолютно такие же люди, как и все, со своими достоинствами и недостатками, и даже сделаны из такого же материала, а отнюдь не из железа. И поэтому приведенная в качестве абстрактного примера картина из общественного транспорта вполне даже может быть спроецирована в зал судебного заседания. Иными словами на внутреннее убеждение каждого человека может влиять и его настроение, которое зависит от многих внешних факторов, и судьи, являясь представителями того же биологического вида, здесь не исключение.

Позвольте, возразят мне, ведь и в развитых странах существует закрепленное процессуальными законами внутреннее убеждение для судей при оценке доказательств и далеко не во всех из них установлен приоритет одних доказательств над другими. Существует. Однако существует еще и множество правовых механизмов и институтов позволяющих воплотить абстрактный для России философско-юридический термин «дух Закона» во вполне практическую плоскость. В своё время я выскажусь и об этом, а пока замечу, что термин «право» должен определяться всё же как равная для всех система общепринятых человеческих ценностей, охраняемая законом. Современная же Россия в своём правовом развитии, видимо, достигла пока только уровня девятнадцатого века, для которого Карл Маркс констатировал, что право – это возведенная в закон воля правящего класса.

Для каждого индивида, либо определенной социальной группы их внутренние убеждения в просторечье называются термином «понятия». И уж если у нас возведена в закон возможность оценки обстоятельств дела судьями по принципу «мне кажется», без создания при этом каких-либо институтов и механизмов, позволяющих направлять это «кажется» в правовое русло, то не стоит удивляться судебным решениям, кажущимися общественности более чем странными. Они странными не могут быть по определению, потому как выносятся исключительно по Закону. Или, правильнее сказать, по возведенным в статус такового «понятиям». Что вряд ли является нормальным, а значит надо что-то в этом менять. Благо велосипед для бесконечно проводимой в России правовой «реформы» изобретать не надо. На нем уже давно с успехом ездят другие. Или у нашей страны опять будет особый путь?